В 2021 году книге Валентины Федоровны Кашковой Рядом и далеко: Кн. 1: Рассказы о прожитом и пережитом (Торжок, 2006) исполняется 15 лет.

Книга "Рядом и далеко" - это не история жизни одного человека. Автор не называет её ни мемуарами, ни автобиографией, а освещает страницы «житейских арабесок».

Книга содержит, на первый взгляд, рассказы о привычном, знакомом, но из этого обыкновенного возникает портрет Времени, воссоздаются человеческие судьбы.

Предлагаем познакомиться с первой главой "Мои родовые корни" и её первый рассказ "Младенчество".

"Я родилась 11 июня 1933 года в городе Торжке Тверской области - так я пишу во всех анкетах. Но если быть документально точной, то надо бы указать: "Я родилась в городе Торжке Тверского округа Московской области", так как в 1929 году, после ликвидации губернского деления, Тверь стала "москвичкой", следовательно, я тоже. Но пробыла я таковой полтора года, до января 1935, когда образовали Калининскую область.

...Для многих знакомых папы и мамы родилась я как-то "неожиданно". Удивительно, да? Мама рассказывала мне, что "носила" меня легко, без всяких осложнений. В её артели им. 8 Марта и не догадывались, что Лёлечка скоро станет мамой.

- Мне связали в нашем трикотажном цехе две просторных, удлинённых кофты, и я носила их нараспашку с плиссированной юбкой. И только Костя, наш механик, догадался, что я скоро уйду в декрет, - рассказывала мама. - Как-то я спросила у него, почему он так думает. "Ходишь ты, Лёля, осторожно и прислушиваешься, как моя Аня, когда сына ждала, будто хочешь узнать, что твоё дитя внутри делает".

Я гордилась:

- Вот видишь, я хлопот тебе не доставляла на ранней стадии!

- Зато потом своё взяла, - смеялась мама.

Рассказы о моём младенчестве она очень любила.

...Принесли меня из роддома 25 июня. Папа осторожно положил своё дитя на мягкую пушистую шаль, расстеленную на кровати в зале - самой большой комнате нашего дома. Почему-то обложили драгоценный "сверток" ветками цветущей сирени - видно, весна в тот год была поздней. Мама вспоминала, что я сморщила нос и впервые чихнула.

-Уберите сирень! Ишь дух какой! Ребёнку разве так можно, сразу?! Задохнётся! - запричитала бабушка.

Сирень убрали, а меня положили в деревянную кроватку, которую берегли до 1941 года (куда она делась после войны - не знаю).

И начала я расти в нашем большом доме на Ржевской улице, которую тогда, по привычке, всё ещё называли Михайловской - по имени церкви, где меня крестили в конце лета. Крёстной матерью стала тётя Аниса, а крёстным отцом дядя Вася - сестра и брат папы.

По рассказам мамы, 1933 год был очень трудным, голодным. В магазинах было пусто - ни крупы, ни муки, ни сахару. В Торговых рядах открыли магазин, в котором можно было купить всё: продукты, одежду, обувь, мануфактуру. Товары привозили из-за границы, отсюда и название магазина - "Торгсин" - "Торговля с иностранцами". Только всё это продавали за золото, серебро и драгоценные камни.

- А где нам взять эти драгоценности? - говорила мама. - Я просто не знала, чем тебя кормить... Дед дал несколько золотых "пятирублёвиков", чудом уцелевших после обысков в первые годы после революции...

-А как же потом? - спрашивала я, слушая маму с удивлением.

- Бабушки твои - и Анна, и Груша - сняли свои серьги и кольца - их принимали в "Торгсине".

Мама шутила, что я "золотая девочка". "Манка, сахарный песок, твои пелёнки-распашонки - всё оттуда, из этого магазина".

Я запомнила, что у мамы до войны были две пары парусиновых туфель - голубенькие и белые, с ремешком, который застёгивался на маленькую пуговку. Их называли "торгсинками". И у меня долго носился берет, шапка с ушками и коротенькая шубёнка, папа называл её "кискиной". На их покупку снесли в магазин серебряные ложки и вилки, которые дедушка Константин привёз из Питера ещё в 1917 году.

Продавали в "Торгсине"и игрушки, но очень дорогие - мне их не покупали.

И всё-таки у меня была кукла, большая, красивая, в кружевах У этой игрушки, рассказывали, - удивительная история: куклу привезли из Питера ("Питер" в моем детском воображении был сказочной страной!). С этой разряженной красавицей пятилетняя мама (я не могла понять, как это мама могла быть "пятилетней") ездила в церковь, когда венчалась Лидочка - дочь господ Васильевых, у которых бабушка Груша служила няней, а потом и горничной, когда Лидочка стала уже барышней.

Тогда было принято в нарядный свадебный экипаж сажать рядом с невестой маленькую девочку с куклой. Потом эта девочка шла перед молодыми, когда они выходили из церкви, и несла икону.

Бабушка Груша рассказывала мне, уже десятилетней:

- Оленьку нарядили - лучше куклы! В лентах, кружевах! Волосы завили горячими щипцами! Туфельки блестели как зеркало... Только вот конфуз вышел: села Оленька в коляску и заявила: "Ой! Что-то я устала - спать хочу". Обняла куклу- и уснула... Подъехали к дому, там гости с цветами, ковёр до лестницы расстелили. Оле надо идти первой с иконой, а она спит! Молодой муж подхватил двоих - и жену, и Оленьку с куклой, так "вчетвером"и поднялись на второй этаж...

Эта мамина сказочница "питерская" красавица стояла у нас на комоде. Мне давали её "подержать" очень редко, но зато я каждый день могла на неё любоваться.

У моей куклы не было имени, но до сих пор это слово "К-у-у-у-кла" звучит для меня как музыка. Она была воплощением моего детского представления о Прекрасном - я не обижалась, что мне не давали играть с нею, это Красота была неприкасаемой. Может быть, поэтому и осталась в моей памяти... Светлой детской памяти.

Сейчас спрашиваю себя: с какого момента я начала "помнить"? Какое яркое ощущение или событие "застряло" во мне самым первым? Пожалуй, тепло и свет... Мама... Я у неё на коленях. Она сидит на скамеечке у лежанки. Что-то мягкое и тёплое, к чему я прижимаюсь головой. Пламя пляшет, трещат дрова... Мне смешно. Почему? Наверное, я так выражала восторг. Пляшущие языки весёлого огня как будто разбудили меня - до этого я словно спала день и ночь. С этого момента я и начала, наверное, помнить.

Любовь к огню, который под сводом лежанки, навсегда закрепилась во мне. До сих пор люблю смотреть на яркое пламя костра, другого Огня, весёлого, свободного, теперь нет в моём жилище...

Нелепо смотреть на огонь газовой горелки...

Но иногда я зажигаю свечи - и не обязательно в Новый год. Бывает странное состояние, когда холодной электрический свет, равнодушно-спокойный, начинает надоедать. Тогда я и зажигаю свечи.

Огонь свечей отражается в оконном стекле на фоне тёмного ночного неба, в застеклённых дверцах книжного шкафа, в зеркале, как будто в моём доме поселились звёзды.

Настольная лампа увеличенной тенью занимает полстены, подставка с карандашами и ручками кажется какой-то трубой, листы рукописей и книги, лежащие на столе, бросают тени, похожие на нагромождения торосов...

Вспоминается мамин рассказ о событиях семидесятилетней давности:

- Ты спишь в кроватке, а я скорей хватаюсь за газеты - узнать, что там в Северном Ледовитом океане, как провели ночь "челюскинцы". В феврале 1934 года более сотни пассажиров корабля "Челюскин", раздавленного льдами, высадились на льдине... Их спасали наши лётчики, которые с величайшим трудом сажали самолёты на ледяных площадках, расчищенных "челюскинцами". Их лагерь обнаружил Анатолий Ляпидевский, ему первому присвоили звание Героя Советского Союза. В газетах были его портреты, один мы с папой вырезали и повесили дома.

Когда тебе уже исполнился год, Москва встречала спасённых "челюскинцев", среди которых была девочка Карина, родившаяся в Карском море, когда ещё корабль медленно продвигался среди льдов. Она - почти твоя ровесница! Карину спасли все, кто зимовал на льдине...

Подрастая, я стала искать книги о "челюскинцах", чтобы узнать об их судьбе, которой так сурово распорядилась страна, - это мне стало понятно совсем недавно. Сведений о моей ровеснице Карине не было.

Я думала о непредсказуемых сближениях и различиях: моё рождение было событием только для мамы, папы, наших родных. Но рождение ребёнка, ввергнутого в ужас ледяного плена, взволновало мир! И вот - тишина.

...Шли годы, слагались в десятилетия. Телевидение в 2004 году учредило новую рубрику "Тайны века". Однажды, в ноябре 2004 года, я увидела передачу о "Челюскине"... Документальные кадры, воспоминания "челюскинцев", материалы расследований специальных корреспондентов... И вдруг на экране появилась седоволосая красивая женщина - Карина, жившая в моём воображении крохотной девочкой. Теперь я увидела в кадрах документального кино её на руках у мамы, такой же была и я в 1934 году - на руках у моей мамы.

..."Годы промчались, седыми нас сделали..." Но всесильна память - наша коллективная память: она возвращает нам детство.

И мы встречаемся, хоть и по разным сторонам телевизионного экрана. Документы, кинокадры, книги, воспоминания могут остановить время".

Полностью прочитать книгу, вы сможете взяв её в библиотеках города!